отчаяния чего не сделаешь! Мы бы и сами, случись, не дай бог, у нас такое с Жаком, с Пьером… Ну, они-то пока, к счастью, не вылезают… когда выдается свободная минутка…

Он (жадно). Да, правда? Не вылезают из книг? Из музеев? С выставок? Хорошие пластинки, книги по искусству… Да, как я в свое время… Но я, знаете, задаюсь иногда вопросом… Не хочу вас обидеть…

Голос. Что такое? Каким еще вопросом?

Он. А вдруг мне тогда просто чего-то недоставало… да… жизненной энергии, что ли… Наш сын, понимаете, веселый крепкий парень. Пышущий здоровьем, юношеской силой. А не маленький старичок, как я в его годы. Спокойный, уверенный. Силач. Уже интересуется… да-да (Усмехается.)… Покоряет сердца… Мы, конечно, не вмешиваемся… Кстати, в нем уже чувствуется такая зрелость… удивительная для его возраста…

Она. У него такой свободный ум… Ничего не принимает на веру… Авторитет для него не довод. До всего докапывается сам.

Голос. Так что ж вы тогда жалуетесь? Чем вы недовольны? Все к лучшему. Радуйтесь. Гордитесь. Каждому свое счастье.

Он (с достоинством). Да. Вы правы. Напрасно мы жаловались.

Она. Извините нас. Да. Каждому свой шанс.

Пауза.

Он. Слышала их сострадательный тон?.. Они говорили с нами как со слабоумными…

Она. Да. Но согласись, мы сами виноваты. Это же надо додуматься! А ты еще ругал меня за то, что я роняю себя! Ты, можно сказать, напросился… (Передразнивает их.) Ах, какие вы бедные-несчастные… Такое прикосновение оскверняет… Хочется все укрыть, спрятать… все, что имеет для нас ценность… Приличия не позволяют говорить о таких вещах, фи… Вот был бы ужас, если б у нас… если б с нами стряслась такая беда… если бы наш Жак… если бы наш Пьер… Но с ними (постепенно меняет тон) ничего такого не происходит, при них смело можно говорить «это прекрасно». Закатывать глаза. Падать ниц… Всем вместе. Всей семьей. Синхронно склонять голову… И не опасаться, что они ее поднимут… Нет. В самом деле. Можно не опасаться ничего. Не то что у нас… (Стучит в дверь.) Иди сюда, мой хороший, иди к нам… Чем ты занят? Я тебя отвлекаю? Но все-таки зайди на минутку, пожалуйста.

Сын. Да, мам. Что?

Она. Знаешь, милый, я хотела тебя спросить…

Сын (слегка раздраженно). Я все написал. Остались только выводы…

Она. Да нет, я не о том хотела поговорить…

Сын. Да?.. А о чем?

Она. Не делай такое лицо…

Сын. Какое лицо?

Она. Не валяй дурака.

Он. Скажешь тоже! Думаешь, у него есть волшебная палочка, которая превращает лебедей в принцев, а жаб — в прекрасных принцесс? Ты же видела, я его заколдовал.

Она (обращаясь к Сыну). Ты понимаешь, о чем отец говорит?

Сын. Нет, мама.

Она (умоляющим тоном). Да нет, прекрасно ты все понимаешь… Просто придуриваешься…

Сын. Ну что ты… Я правда…

Он. Вот так-то, и что ты теперь ни делай… Я же сказал, что вернул его в рамки. Я его там запер. «Кто это она?» Тебе ведь так понравилось. Ты хвалила меня за присутствие духа, за смелость… А теперь требуешь, чтобы он вышел. Разберись сначала, чего ты хочешь. Чтоб он опять…

Сын (с наивным видом). Что опять?

Она. Но, милый, ты же знаешь… Я хочу, чтоб ты снова стал таким, как был только что… когда ты все лучше нас понимал, все так хорошо чувствовал… это мы вели себя как маленькие… когда ты сказал, помнишь, что мы не решаемся произнести… сказать «это прекрасно»… только потому, что ты… что ты здесь… Ты такой восприимчивый, такой тонкий… И все эти вещи для тебя тоже, когда у тебя есть настроение… От тебя ничего не скроешь, тебя ничем не удивишь… Ты так здраво судишь, так свободно мыслишь… Можно только пожелать тем, кто…

Сын. Но ведь вас это так напугало. Папа так разозлился…

Она. Это было просто смешно. Уверена, сейчас он сам сознает… Он должен был дать тебе возможность объясниться, высказаться… А он: «Кто это она?»… Но не затем, чтобы тебя подавить, понимаешь… Я его знаю… У него это непроизвольно вырвалось. Рефлекс…«Кто это она?»… По привычке. Для порядка. Это что-то такое допотопное… «Кто это она?», скажите на милость! Какие пустяки… Откопать такое… когда мы были все вместе, втроем, в один из редких моментов, когда наконец… такое чудо… вдруг… будто просвет… и мы вот-вот могли прикоснуться наконец к чему-то… вместе…

Он. Слушай, перестань, а? Неужели тебе мало? Хочешь еще? Тогда сама и расхлебывай… Предупреждаю. Не рассчитывай, что я приду на помощь…

Она (в экзальтации). Нет-нет, я не рассчитываю… Мне это не понадобится… (Сыну.) Послушай, милый, прошу тебя, скажи… не отказывай мне… скажи только одно: почему? Почему, как ты думаешь, ну ответь мне, из-за того что ты здесь… пусть даже за стеной… как ты сам так верно сказал… мы не решаемся…

Сын (непринужденно, без всякого смущения). А, да, но ведь так оно и есть, сама видишь, даже сейчас, посреди всех этих излияний, ты запинаешься, не можешь…

Она (берет себя в руки). Нет, могу, пожалуйста: это прекрасно. И даже показываю это тебе. Открываю… вот, смотри, это перед тобой. И говорю — слышишь? — это прекрасно. И спрашиваю тебя: ты не находишь?

Пауза.

Да скажи же что-нибудь!

Сын. Нет, не получается… Ничего не могу с собой поделать, меня передергивает. (В шутку, страшным голосом.) Сейчас я, как спрут, выброшу… струю чернил, они разольются… Вон папа уже заранее съежился…

Он и она (дрожащими голосами). Ты не находишь, что это прекрасно? Тебе противно это… все это…

Сын (снисходительно). Да нет, что вы… Совсем не в том дело…

Они (с надеждой). Не в том… О, милый… А в чем же?

Сын. Просто… Но мне как-то неудобно говорить… Вы обидитесь…

Она. Нет-нет, пожалуйста, скажи…

Сын (нерешительно). Ну просто для меня само выражение «это прекрасно» убивает все… К чему его ни примени… все тут же становится…

Она. Да… кажется, я вижу…

Сын. Да, видишь…

Она. Понимаю… Все становится пошлым, неинтересным… да?

Сын. Ну если хочешь, да… Такие затасканные ярлыки, их на что ни навесь…

Они (с надеждой). Да, нельзя, нельзя, ты совершенно прав. Это упрощение. Конформизм…

Сын. Вот именно… И я совершенно не выношу…

Она (с пафосом). Да, ты слишком преклоняешься перед этими вещами…

Сын (раздраженно). Ну вот. Теперь «преклоняешься». Вечно эти ваши слова…

Она (смиренно). Извини… Просто мне хотелось бы, чтобы сама вещь… на которую навешивают… которую